Логотип журнала "Провизор"








Забытая история. Маньковское заведение

Н. П. Аржанов, г. Харьков

Продолжение; начало см. в № 20’2005

Судьбы людских творений, часто более долговечных, чем жизнь их создателей, сохраняют дух ушедших времен не хуже биографий связанных с ними людей. Особенно ценны такие свидетельства истории, если они напоминают нам о распространенном некогда явлении, позже силою обстоятельств «вымершем», как вымерли мамонты, или сохранившем лишь ритуальную оболочку названия.

Сегодня в нашем городе о Маньковском электролечебном заведении (далее МЭЛЗ) помнят наверняка меньше людей, чем даже о И. С. Сыцянко — первое, в отличие от второго, не привлекло внимание Ю. В. Трифонова: для автора «Нетерпения» революционный террор был более выигрышной темой, нежели рутинная буржуазная благотворительность. Но для истории, идеологически нередактированной, судьба МЭЛЗ, может быть, интереснее биографии приват-доцента — ведь ныне забытое заведение возникло при медицинском факультете Харьковского университета задолго до переезда в наш город Иосифа Семеновича и пережило его более чем на 30 лет — в последнем дореволюционном справочнике «Весь Харьков» за 1917 г. все еще значится электролечебный кабинет им. Манько при университетской поликлинике нервных болезней. За восемь десятилетий к работе заведения оказался причастным, помимо Сыцянко, ряд примечательных личностей.

«Досыцянковский» период истории МЭЛЗ освещен в источниках фрагментарно и противоречиво. Вот одна официальная версия рождения заведения [1]:

«В сентябръ 1838 г. медицинскiй факультет получил крупное пожертвованiе: полтавская помъщица Въра Манько чрез попечителя выразила желанiе пожертвовать 28000 руб. на электрическiй институт имени ея и ея мужа. Факультет, обстоятельно обсудив это дъло, нашел возможным на % с капитала содержать 1 или 2 комнаты с 1–2 кроватями, причем завъдыванiе Маньковским заведенiем принял на себя проф. Калениченко. Заведенiе это уже в теченiе болъе 65 лът приносит пользу и университету, и больным, пользующимся электричеством при разных болъзнях. Наибольшее время оно находилось в завъдыванiи директора терапевтической клиники, впослъдствiи же было поручаемо въдънiю отдъльных лиц — доцентов. C 1884 г. МЭЛЗ причислено к кафедръ нервных и душевных болъзней».

Однако в той части книги [1], где изложена история кафедры, приведена другая дата:

«Вспомогательным учебным учрежденiем для кафедры душевных и нервных болъзней служит существующее при университетъ на пожертвованныя средства так называемое МЭЛЗ. Средства на него в количествъ 28000 руб. пожертвованы полтавскою помъщицею, вдовою титулярнаго совътника Върою Манько в 1853 г. В 1862 г. Совът университета выработал положенiе для электротерапевтическаго заведенiя им. Манько как лечебницы для приходящих больных, и завъдыванiе этим заведенiем было поручено директору терапевтической клиники. Но занятiя по леченiю больных ведены были особым доцентом».

Сегодня это разночтение трудно объяснить: возможно, факультет вплотную занялся вопросом, когда по процентам с капитала накопилась солидная сумма. Или завещание Вера Манько составила в 1838 г., а вступило в силу оно спустя 15 лет. Важнее, однако, не эти формальные моменты, а мотивы поступка. Можно быть уверенным, что полтавская помещица жертвовала свои тысячи не в присутствии нанятых писак — ради предвыборного пиара или срочного поднятия катастрофически упавшего рейтинга. Это было движение души — не просчитанная политтехнологами акция, а деньги она завещала свои — не бюджетные, на которые наши чиновники с помпой «дарят» больницам медтехнику.

Не менее интересен вопрос — почему вдова титулярного советника раскошелилась на развитие в Харькове именно электротерапии, а не, скажем, фармации? Ответ на него мы попытаемся дать ниже, а пока заметим, что медицинский факультет университета так или иначе касался темы лечения электричеством и до 1853 г. [1]:

«В 1838/39 академическом году удостоен по экзамену званiя штаб-лекаря Кроль (письменная работа «Взгляд на электричество в физико-медицинском отношенiи»)».

«В докладной запискъ кн. Долгорукова Министру народнаго просвъщенiя графу Уварову о недостатках Харьковскаго университета по учебной части в 1847 г. читаем ходатайство об увеличенiи числа кроватей в терапевтической клиникъ до 30, о командировках профессоров и адъюнктов для ознакомленiя с новъйшими открытiями и изслъдованiями — с перкуссiей, аускультацiей и с электромагнетическим леченiем».

«В 1852/53 академическом году факультетом разсмотрън проект новаго клиническаго помъщенiя и при нем электрическаго заведенiя Манько».

И в дальнейшем МЭЛЗ «не раз было предметом обсуждения в факультете, относительно его касались проекты и мнения». Но словопрения воплотились в реальные действия лишь в начале 60-х гг., причем опять-таки в разных частях книги [1] описания случившегося не сходятся в деталях:

«В 1860 г. факультет предложил Совъту университета пригласить особаго врача для гальвано-электрическаго заведенiя Манько с жалованьем в 300 руб. и казенной квартирой, 75 руб. для служителя, 100 руб. на ремонт и 125 руб. на механика; кромъ того, находил необходимым купить единовременно инструменты Ремака, Штерера и Бретона».

«На основанiи факультетскаго постановленiя от 30 марта 1861 г. в бывшем корпусъ казенно-коштных студентов был открыт «электромагнитный кабинет» имени Манько, завъдыванiе которым ръшено было поручить спецiалисту по электротерапiи д-ру Крыжановскому, а до его утвержденiя — ординатору клиники М. М. Севастьяновичу. Для кабинета были прiобрътены многiе спецiальные аппараты. Впослъдствiи электротерапiей завъдывал приват-доцент Сыцянко».

«В 1861 г. факультет, оставляя МЭЛЗ в въдънiи директора терапевтической клиники, находил возможным брать за леченiе с имущих плату 50 коп. и содержать отдъльнаго врача. Проект положенiя об этом заведенiи найден академиком Нечаевым недостаточным, а потому факультетом вновь составлены «Положенiя для МЭЛЗ при Императорском Харьковском университетъ». Проект составлен И. П. Щелковым, заслушан 24 октября 1862 г., одобрен факультетом и передан в Совът университета. Утвержденiе проекта положенiя Маньковскаго заведенiя воспослъдовало со стороны министра Головнина в мартъ 1863 г. — в видъ опыта на 3 года. В началъ 60-х гг. в числъ завъдующих был короткое время И. П. Щелков и продолжительное — Сыцянко».

Итак, из вышеприведенного следует, что общее руководство МЭЛЗ осуществляли: поначалу проф. И. О. Калениченко, а затем директор терапевтической клиники. Предшественниками же Иосифа Семеновича в роли непосредственного шефа заведения в начале 60-х гг. были Севастьянович, Крыжановский и Щелков. Лишь последнего из них, ставшего вскоре профессором, запомнила официальная история: советская — за то, что И. П. Щелков оказался учителем больших и прогрессивных ученых И. И. Мечникова и В. Я. Данилевского, помянувших его в своих мемуарах; дореволюционная — потому что он вырос до декана медицинского факультета, а затем и до ректора Харьковского (позднее — и Варшавского) университета. Легко понять, почему именно Щелкову задним числом приписали решающую роль в становлении МЭЛЗ.

Но так ли было на самом деле? Попробуем разобраться, кто из вышеперечисленных персон мог по-настоящему интересоваться электротерапией, а для кого это была лишь «нагрузка», мимолетная ступень карьеры?

Руководителей терапевтической клиники (полное название — кафедра частной патологии, терапии и терапевтической клиники) «любовь к электричеству» почти наверняка не осеняла. С 1835 г. по 1863 г. клинику возглавлял профессор Ф. К. Альбрехт, член-учредитель Харьковского медицинского общества (ХМО); Федор (Фридрих) Карлович, воспитанник Дерптского (Тартуского) университета, немец николаевской закалки, «вел клиническое преподавание, невзирая на тесноту и бедность обстановки, ровно и аккуратно. Даже требовательный генерал-губернатор Кокошкин в отчете об осмотре Харьковского университета отметил: «Клинический институт по устройству своему в отношении врачебно-ученом находится в весьма хорошем состоянии и пользуется заслуженным доверием» [1]. Конечно, такому руководителю модные нововведения, способные нарушить «ровность и аккуратность», не могли быть по душе.

После его отставки по возрасту, как раз совпавшей с появлением в Харькове Сыцянко, кафедра надолго погрузилась в дрязги, спровоцированные новым университетским уставом, отдававшим комплектование преподавательского состава в руки самих профессоров (автономия!); видную роль в поддержании тонуса склоки играл приглашенный из Праги проф. Д. Ф. Лямбль. В течение нескольких лет терапевтическая клиника переходила от одного временного руководителя к другому [1]:

«По окончанiи службы профессором Альбрехтом кафедра терапевтической клиники долго (почти 4 года) оставалась не замъщенной, так как выбранный и утвержденный профессор Эйзельт из Праги подал прошенiе об отставкъ, а 8 других кандидатов не проходили в факультетъ и совътъ (в том числъ и проф. Лямбль, желавшiй оставить кафедру патологической анатомiи, чтобы занять кафедру терапевтической клиники). Наконец, в 1865 г. был выбран на кафедру приват-доцент университета Св. Владимiра д-р Л. А. Маровскiй, вступившiй в исполненiе своих обязанностей в 1866 г., но уже в 1868 г. вынужденный подать в отставку вслъдствiе непрiятностей, возникших между ним и проф. Лямблем и др. членами факультета. Грустное впечатленiе выносишь, читая в документах всю эту исторiю столкновенiй».

В 1863–64 и 1864–65 гг. терапевтической клиникой заведовал проф. Карл Александрович Демонси (в Харьковском университете с 1844 г.), нисколько не интересовавшийся электротерапией.

Рисунок 1. И. О. Калениченко

В отличие от терапевтов, И. О. Калениченко (рис. 1), также член-учредитель ХМО, по широте интересов и страстности натуры вполне мог бы увлечься электричеством [1]:

«Что касается литературных трудов профессора И. О. Калениченко, то они настолько же разнообразны по предметам и вопросам, в них затрагиваемых, насколько разнообразна была его дъятельность как профессора, читавшаго студентам и естественную исторiю, и физiологiю, и общую патологiю, и геогнозiю (отдел геологии, занимающийся изучением состава и строения земной коры — Брокгауз и Ефрон), и минералогiю, и фиктогнозiю , и палеонтологiю, и даже сравнительную анатомiю».

Медик по образованию и по обширной частной практике, этот профессор медицинского факультета преподавал что угодно, но только не медицину [1]:

«Калениченко Иван Осипович, из крестьян, православнаго въроисповъданiя, родился в 1805 г. в городе Сумы Харьковской губернiи. Первоначальное образованiе получил в Сумском уъздном училище, среднее — в Харьковской гимназiи, высшее — на медицинском факультетъ Харьковскаго университета. По указу Правительствующаго сената от 26 iюня 1829 г. утвержден лекарем с отличiем.

Тотчас по окончанiи курса медицинскаго факультета, т. е. в 1829 г., Калениченко был послан за границу и по возвращенiи оттуда назначен адъюнкт-профессором частной терапiи в Харьковскiй университет. Во время холерной эпидемiи находился в Путивльском уъздном комитетъ, гдъ исправлял должность медика с рвенiем и особым прилежанiем в теченiе года и 2 мъсяцев, каковая служба его, по дарованному праву Государем Императором всъм медикам, в то время не служившим, но употребленным правительством для пользованiя холеры, вмънена ему в дъйствительную службу. 28 ноября 1833 г. попечителем Харьковскаго учебнаго округа Калениченко был опредълен лектором для преподаванiя естественной исторiи студентам-медикам Харьковскаго университета, а 15 сентября 1834 г. был избран Императорским Московским обществом испытателей природы в дъйствительные члены оного.

7 октября 1835 г. Совът Харьковскаго университета, вслъдствiе откомандированiя проф. Криницкаго визитатором учебных заведенiй Кавказской области, поручил Калениченку завъдыванiе зоологическим и минералогическим кабинетами и преподаванiе лекцiй, читанных ранъе профессором Криницким.

В 1836 г. Калениченко вмъстъ с проф. Черняевым осматривал Курскую губернiю в ботаническом, зоологическом и минералогическом отношенiи.

В 1836–1837 г. адъюнкт Калениченко был утвержден исправляющим должность экстраординарнаго профессора по кафедръ физiологiи и общей патологiи. В 1837 г. за свою диссертацiю «Tractatus de Spermoideae clavi: phytonоmia, chemia, historia ususque therapeutics» (о хлебных рожках, т. е. спорынье — Н. А.) удостоен медицинским факультетом и утвержден Совътом университета в степени доктора медицины.

В 1837–1838 академическом году Калениченко, кромъ лекцiй по физiологiи и общей патологiи, продолжал завъдывать зоологическим и минералогическим кабинетами (которые также показывал посъщающей их публикъ) и в то же время преподавал минералогiю и геогнозiю.

В 1838 г. Калениченко был утвержден ординарным профессором по кафедръ физiологiи и общей патологiи.

В 1839–1840 академическом году Калениченко по Высочайшему повелънiю был командирован в Полтаву для изслъдованiя открытых там костей допотопнаго животнаго, а оттуда — в Роменскiй уъзд Полтавской губернiи для изслъдованiя подобных же костей, открытых в имънiи графа Головкина. За полноту изысканiй по этому предмету он удостоился, по представленiю и ходатайству начальства, получить Монаршее Его Императорскаго Величества благоволенiе».

«Благоволение» объявлялось Калениченко еще не раз (например, «за отличное усердие, оказанное по званию медика-консультанта по Харьковскому институту благородных девиц»), молодой и красивый профессор-малоросс пользовался популярностью у публики, посещавшей собрание редкостей, теперь названное университетским Музеем природы, но единственное, из-за чего Ивана Осиповича сегодня вспоминают, — это первый и единственный в Империи памятник... мамонту (рис. 2):

«Уникальный обелиск стоит на берегу озера в селе Кулишовка Недригайловского района Сумской области.

В 1839 г. местные крестьяне наткнулись на огромные кости, вымытые из земли дождевыми водами. Весть о находке, облетевшая окрестности, дошла до здешнего землевладельца. Он распорядился откопать загадочные останки. На место раскопок прибыл профессор медицины Харьковского университета Иван Осипович Калениченко. Он-то и определил, что найдены кости мамонта.

Рисунок 2. Памятник мамонту

По проекту и под руководством украинского натуралиста был отлит из чугуна и установлен в 1841 г. в Кулишовке трехметровый памятник с мамонтовым барельефом, сохранившийся до наших дней. «На сем месте, — гласит отлитая на четырехграннике надпись, — в 1839 г. открыт остов предпотопного мамонта».

Несмотря на то, что завершить раскопки помешали грунтовые воды, за десять дней удалось извлечь на поверхность столько костей, что их хватило бы на два полных скелета. Уже тогда было установлено, что кости принадлежат животным, убитым древними охотниками: многие из находок были раздроблены. Калениченко высказал предположение, что первобытный человек, видимо, добывал из мамонтовых костей мозг. Кости ископаемых исполинов, переданные Харьковскому университету, и поныне хранятся в его зоологическом музее» (Зеркало недели, № 3, 1995).

Разносторонний профессор был сведущ также и в палеогастрономии! А полное содержание надписи дает сегодня основание считать Ивана Осиповича законспирированным сторонником европейского вектора Украины:

«В 1639 г. на территории Кулишовки произошло еще одно историческое событие: согласно Поляновскому договору, по реке Хусть стала проходить государственная граница между Польшей и Россией. «Место сие было границею между Польшей и россией», — гласит надпись на одной из плит памятника мамонту. Слово «Россия» написано с маленькой буквы не по ошибке, а специально — этим устроитель памятника хотел подчеркнуть свое уважение к полякам и показать «холопское» положение по отношению к ним России.

Начало XІX в. для Кулишовки было временем расцвета. Местный помещик обер-камергер граф Ю. Головкин развивал производство и торговлю. Село Константиновка, в котором находилось его поместье, было портовым, здесь проживало около 13 тыс. человек. В 1839 г. граф задумал построить в Кулишовке спиртозавод. Место выбрали недалеко от реки. Когда под бугром копали погреба для водки и вина, рабочие наткнулись на кости огромных размеров. Граф Головкин был человеком образованным, вот и понял, что открыл что-то сенсационное. В срочном порядке он дал знать об этом в Харьковский университет, откуда незамедлительно выехал известный натуралист и математик профессор Калениченко, впоследствии опубликовавший статью «Допотопные кости мамонта в Малороссии» в петербургском журнале «Северная пчела».

Среди тысяч костей были найдены кости и зубы дикого коня, северного оленя. Костей мамонта хватило на два скелета. Когда раскопки были закончены, кости на телегах отправили в Харьков, где они некоторое время находились в зоологическом кабинете университета. Затем их передали в Зоологический музей Академии наук в Санкт-Петербурге, где они хранятся и сейчас.

Кулишовская находка стала мировой сенсацией, так как в европейской части Российской империи кости мамонта были найдены впервые. Чтобы отпраздновать это событие, граф Головкин распорядился на месте находки поставить чугунный памятник, проектированием и установкой которого занялся все тот же профессор Калениченко.

Памятник решили сделать довольно крупным, поэтому чугунные плиты пришлось везти в Кулишовку на шести телегах. Через два года, в 1841 г., монумент был готов. Он имел вид четырехгранной срезанной пирамиды: нижняя часть собрана из четырех квадратных чугунных плит с изображением скелета мамонта на каждой, на верхних четырех отлиты надписи. Для фундамента памятника затратили 60 тыс. кирпичей.

В начале XX в. крестьяне сожгли спиртозавод и поместье графа Головкина, не дожившего нескольких лет до своего столетия, но памятник не тронули.

После реставрации в 1957 г. монумент поставили на 100 м южнее предыдущего места. Его стали изображать на этикетках водки «Недригайловская». А несколько лет назад один местный парень разрисовал стену своего дома надписью «Улица Мамонта, дом № 16». Теперь в Кулишовке есть хоть одна улица, у которой свое название...» (Панорама, № 47, 2003).

Эта часть Сумщины стала родиной не только мамонтов: в соседнем с Кулишовкой селе Хоруживка родился Виктор Ющенко. И некое турагентство уже к лету 2005 г. спроворило маршрут, объединивший обе местные достопримечательности:

«Маршрут такой — 4 часа на машине от Киева до села Кулишовка, осмотр единственного в мире памятника мамонту. Ночь в Кулишовке, а утром на телегах туристов отвезут в Хоруживку. Там им покажут дом, в котором вырос Ющенко, и школу, в которой он учился» (fraza.com.ua/news/23.08.05/7991).

Мамонтам — мамонтово, но возглавлял Калениченко кафедру физиологии и имел в подчинении, помимо вышеперечисленных, еще и физиологический кабинет. Тридцатые-пятидесятые годы XIX в. были в зарубежных странах временем рождения и расцвета электрофизиологии. Получив во второй половине 50-х гг., в связи с александровской «оттепелью», возможность массово ездить в европейские университеты, увлеклись электрофизиологией, увиденной в тамошних лабораториях (преимущественно немецко-австрийских), и русские врачи. Наиболее известен И. М. Сеченов, уже в 1860 г. возглавивший кафедру физиологии в Медико-хирургической академии и соответствующую лабораторию, а через два года издавший монографию с красноречивым названием «О животном электричестве». В электричестве усматривали основу жизни, радуя тем нигилистов: «Нет ни Бога, ни души, а есть одни электрические рефлексы!». Интерес к физиологии стал признаком «продвинутости» и оппозиционности.

Однако осторожный малоросс Калениченко модному искушению не поддался. В свой физиологический кабинет он не допустил ни базаровских лягушек («Я лягушку распластаю да посмотрю, что у нее там внутри делается. А так как мы с тобой те же лягушки, я и буду знать, что у тебя внутри делается — чтобы не ошибиться, если ты занеможешь и мне тебя лечить придется»), ни сомнительных «электрических снарядов». Тем более, что и денег-то на это не давали [1]:

«Физiологическiй кабинет как учебно-вспомогательное учрежденiе в теченiе всей 25-лътней профессорской дъятельности И. О. Калениченко находился в примитивном состоянiи как за неимънiем в достаточном количествъ необходимых научных аппаратов и принадлежностей, так и за отсутствiем спецiальных средств для прiобрътенiя их. Уставом 1835 г. спецiальной суммы на таковыя потребности физiологическаго кабинета не было установлено, равно как этим уставом не требовалось и поясненiя лекцiй по физiологiи демонстративными опытами на животных».

Поразмыслив, Иван Осипович подал рапорт с просьбой назначить читать ставшую вдруг «крамольной» дисциплину другого профессора, а за собой оставить не столь рискованную общую патологию. А пока старался излагать физиологию, не уклоняясь от утвержденных учебников и избегая базаровщины. Передовые студенты, впрочем, трактовали сухость стиля Калениченко по-своему [3]:

«И. И. Мечников вспоминал: «Физиологию начинал читать очень даровитый преподаватель доктор Калениченко, весь погрузившийся в частную практику и являвшийся в университет только затем, чтобы отбыть положенные для лекции часы, в которые он излагал науку по книжкам».

Помимо частной практики, профессор-медик увлекался еще и прикладной агрономией. Показательно, что в его научном наследии лишь две публикации имеют отношение — и то отдаленное — к собственно медицине: «О простонародном украинском лечении водобоязни» и «Кротоновое масло в икоте — два случая окончились смертью». Несколько работ второй половины 50-х гг., напечатанных в «Военно-медицинском журнале», посвящены исследованиям желчи и «печеночного аппарата», т. е. патологии. Зато огромное место в списке публикаций Калениченко занимает краеведческо-сельскохозяйственная тематика [1]:

«Землетрясенiе в Харьковъ, бывшее 11 января 1831 г. в 9 ч. 25 мин. пополудни»; «О зернъ и прозябанiи»; «О геогностическом устройствъ украинских материков»; «Очерк геогностическаго описанiя материка Полтавы»; «Классификацiя, синонимiя и время съянiя пшениц, употребительнъйших в Европъ»; «Письма из Украины»; «Исчезновенiе байбаков в Новороссiйском краъ».

Вымерли мамонты, исчезли и байбаки. Статья о них вышла в 1863 г. в «Сельском хозяине»; тогда же Калениченко, действительный член Московского общества сельского хозяйства, подал в отставку по болезни и прожил еще 14 лет вдали от опасных «рефлексов». Даже свою библиотеку он передал alma mater:

«Будучи обязан Харьковскому университету за мое образованiе и то благосостоянiе, которым я ныне пользуюсь, я сохраню это высокое чувство глубокой благодарности на всю мою жизнь и буду считать себя вполнъ счастливым за тъ прiятныя впечатленiя, которыя меня не покидали в теченiе всей моей университетской жизни.

Я составил довольно порядочную библiотеку по медицинским и естественным наукам. Все это мое научное сокровище приношу на пользу университета. Моя библiотека стоит болъе 7000 руб.» (Протокол засъданiя Совъта университета от 3.12.1863 г.).

Теперь-то Калениченко стал писать статьи по медицине: «Современные парижские литотриторы», «Об отравлении грибами», «Сподручный способ исследования мочи», «Дафна или лавруша в фармакологическом отношении», «Новая форма пилюль из экстракта трескового жира», «Настойка Solanum Dulcamare». Последняя датирована 1870-м годом. Но ни одной публикации ни по электричеству, ни по физиологии у Ивана Осиповича не было. Поэтому вряд ли профессор руководил МЭЛЗ с тем же пылом души, с каким откапывал мамонта. Приняв заведение в число подчиненных университетских подразделений, Калениченко наверняка относился к нему столь же формально, как и к физиологическому кабинету. Крестьянский сын успел стать слишком николаевским профессором, чтобы увлечься электричеством; он его, надо полагать, просто побаивался.

Продолжение следует

Литература

  1. Медицинскiй факультет Харьковскаго университета за первыя 100 лът его существованiя (1805–1905)/Под ред. И. П. Скворцова и Д. И. Багалея. — Х.: Типографiя «Печатное Дъло» кн. К. Н. Гагарина, 1905–1906.
  2. Харьковское медицинское общество (1861–1911 гг.). Очерки его пятидесятилътней дъятельности/Под ред. С. Н. Игумнова. — Х.: Типографiя и литографiя М. Зильберберга и С-вья, 1913.
  3. Финкельштейн Е. Я. Василий Яковлевич Данилевский. — М. — Л.: Изд. АН СССР, 1955. — 292 с.




© Провизор 1998–2022



Грипп у беременных и кормящих женщин
Актуально о профилактике, тактике и лечении

Грипп. Прививка от гриппа
Нужна ли вакцинация?
















Крем от морщин
Возможен ли эффект?
Лечение миомы матки
Как отличить ангину от фарингита






Журнал СТОМАТОЛОГ



џндекс.Њетрика