Логотип журнала "Провизор"








Пятьдесят третий элемент.
Россия в поисках йода

Н. П. Аржанов, г. Харьков

Продолжение; начало см. «Провизор», № 11, 12'2003

В накаленной атмосфере предвоенной Европы пахло порохом. Символично, что первые выстрелы мировой войны были готовы прогреметь под окнами госпиталя, возглавляемого Гроссихом. Впрочем, от Фиуме до Сараево — рукой подать.

«Летом 1910 г. эскадра русских кораблей под командованием контр-адмирала Н. С. Маньковского направлялась с дружественным визитом в Черногорию, а по пути зашла в порт Фиуме, в то время принадлежавший Австро-Венгрии. В порту была австрийская крепость и стояла австрийская эскадра. При входе в гавань русские корабли, как и полагается, салютовали. Однако австрийцы не ответили. Маньковский запросил берег: «Почему не отвечаете на салют?» Оттуда просемафорили: «Сейчас время позднее, утром крепость вам ответит. А эскадра в 4 часа утра уходит в море на маневры и салютовать не будет».

Тогда Маньковский передает на берег: «Пока русскому флагу не будет отдан полагающийся салют, я эскадру из порта не выпущу».

Глубокой ночью на австрийской эскадре начали разводить пары, готовясь к выходу в море. На русских кораблях сыграли боевую тревогу и расчехлили орудия. Австрийцы замерли. Так простояли до утра. Тут Маньковский сообщает на берег: «После подъема флага открываю огонь».

И вот на русских кораблях команды построены для торжественной утренней церемонии, начинают поднимать флаг. Над гаванью словно прокатываются раскаты грома, потом еще и еще — это австрийские крепость и эскадра салютуют русскому флагу. На пристани военный оркестр играет «Боже, Царя храни». Тогда и на «Цесаревиче» исполнили австрийский гимн, инцидент был исчерпан. Вот поучительный эпизод нашей истории, о котором должен знать и помнить каждый патриот России» (www.rds.org.ru).

В Европе запахло и йодом — ученые сознавали, что в разгар «травматической эпидемии» его понадобится очень много. Настойку придется экономить, значит — разбавлять. Эффективность вариантов tinctura iodi light проверяли заблаговременно:

«В засъданiи Французскаго общества военной медицины Тибо указал на сильные антисептическiя свойства iодной настойки, разбавленной равной частью метиловаго спирта. Она обладает антисептическими свойствами, по крайней мъръ равными дъйствiю неразведенной iодной настойки, чъм достигается значительная экономiя послъдней без всякаго ущерба для лечебнаго эффекта» (Врачебная Газета, 1913, №8).

«Дезинфекцiя ран, их окружности и операцiоннаго поля iодной настойкой в настоящее время широко примъняется хирургами и с хорошими результатами. Однако этот превосходный антисептическiй способ может причинять сильное кожное раздраженiе и окрашивает ткани в темно-бурый цвът, затрудняющiй их осмотр.

Для устраненiя этих недостатков видоизмъненiе классическаго способа Гроссиха рекомендует G. Crucilla (Gaz. degli Ospedali, 27.02.1913 г.), ассистент хирургической клиники во Флоренцiи. Он убъдился, что раствор 6 частей iода в 100 частях алкоголя (95°) оказывает антисептическое дъйствiе, ничъм не уступающее дъйствiю оффицинальной iодной настойки, не вызывая раздраженiя кожи и лишь слабо окрашивая ткани, так что осмотр их во время операцiи не затрудняется. В хирургической клиникъ проф. Marchetti дезинфекцiя 0,6% спиртовым раствором iода примънена с полным успъхом уже при 329 больших операцiях».

Широкой русской душе скопидомский западный рационализм чужд. Писатели изображали дело так, будто тинктуры в армии столь много, что ее используют не только по прямому назначению, но и как оружие ближнего боя — целыми банками [1]:

«При первых орудийных выстрелах Варя побежала на Залитерную с перевязочным материалом и йодом. Пробежав с полдороги, она неожиданно оказалась перед японцем, озирающимся по сторонам. Он не сразу сообразил, надо ли ему колоть эту бегущую русскую. Воспользовавшись этим мгновением, Варя швырнула ему в лицо банку с йодом. Японец взвыл от острой боли в глазах, стараясь стереть едкую жидкость. Девушка тем временем успела скрыться за поворотом. На батарее она немедленно принялась перевязывать многочисленных раненых».

Однако читая маньчжурские отчеты военных хирургов, видишь: в 1904-1905 гг. они использовали сулемовую марлю, изредка импортный йодоформ (порошок) и алкоголь. Это Япония уже тогда выдвигалась в первые ряды мировых производителей йода. А Россия, традиционно экономя на развитии технологий, и в 1914 г. своей йодной промышленности не имела. Когда война началась, импорт йода упал практически до нуля — союзники спешили обеспечить им собственные армии, а нейтралы взвинтили цены до небес:

«До революции йод импортировался в Россию. Капиталистические страны (Италия, Франция, Япония и др.) являлись монополистами йода, поэтому, когда началась первая мировая война, Россия оказалась в тяжелом положении» [2].

«О значении йода для дела здравоохранения говорить излишне; особенно оно усиливается во время войны — для обслуживания нужд армии. Империалистическая война 1914 г. впервые выдвинула в России проблему организации собственного йодного производства» [3].

Чем же ответили на вызов российские наука и бизнес? Раньше всех запустили свои «программы импортозамещения» фальсификаторы, собравшие с рынка первые сливки:

«Истощенiе запасов медикаментов и бъшеный рост цън на них не замедлили сказаться: на рынках появились фальсификаты, которые, благодаря внъшнему сходству с настоящими медикаментами, легко находят себъ покупателей, в особенности если учесть их дешевизну. Анализом распространяемых теперь фальсификатов установлено, напримър, что iод заключает в себъ марганец» (Жизнь Фармацевта, 1914, №9).

Союзники изредка помогали, но ввезенный йод обычно оседал в крупных городах, очень далеко от линии фронта:

«Кiевскiе фармацевты констатируют уменьшенiе той острой нужды в лекарствах, которая испытывалась около 1-2 мъсяцев назад, так как из Англiи, Швецiи и Японiи доставлены большiе транспорты iода, iодистаго калiя и рыбьяго жира» (Там же, 1915, №1).

В госпиталях йода не хватало, и ученые предложили добывать его из… использованных перевязочных материалов:

«Член Главнаго управленiя Краснаго Креста Б. К. Ордин доложил, что старшiй врач госпиталя св. Елисаветы, развернутаго в Ригъ, проф. Березняковскiй представил свои соображенiя относительно возможности полученiя значительнаго количества iода путем извлеченiя его из бывших в употребленiи марли и тампонов. Предложенiе было признано вполнъ осуществимым и заслуживающим примъненiя, т. к. таким путем будет извлечено до 1/3 iода. Признано полезным довести об этом до свъдънiя всъх госпиталей» (Медицинскiй Современник, 1915, №26).

«Позвольте чрез посредство Вашей уважаемой газеты обратиться от имени отдъленiя химической лабораторiи Докучаевскаго почвеннаго Комитета для извлеченiя iода из бывших в употребленiи тампонов и палочек к завъдующим лазаретами Петрограда с покорнъйшей просьбой — сдълать по завъдуемым ими лечебным мъстам распоряженiе о сборъ предметов, бывших в соприкосновенiи с iодом, в банки, а по мъръ наполненiя послъдних увъдомлять о сем лабораторiю по телефону 411-00, вызывая одного из подписавших это письмо. Добытый iод безвозмездно предоставляется на нужды лазаретов. К. Никифоров, А. Панков и Н. Столетов» (Ръчь, 11.11.1915 г.).

Марлю и вату тоже использовали вторично; на фоне тотального дефицита даже полезные разработки химиков-тыловиков смотрелись неуместным фантазированием:

«В послъдней книжкъ «Ученых записок Казанскаго университета» (апръль 1915 г.) проф. Ф. М. Флавицкiй описывает приготовленiе «iодной ваты», которая, надо думать, должна будет найти себъ широкое примъненiе в переживаемое Родиной тяжелое время. «Гнойное зараженiе ран»,— пишет проф. Флавицкiй,— «можно предупреждать смазыванiем их iодной настойкой. Для удобства пользованiя ею она запаивается в стеклянные пузырьки, и в таком видъ iодной настойкой снабжаются индивидуальныя пакеты для военных. Но ввиду хрупкости стекла удобнъе имъть запас iода в видъ твердых веществ, выдъляющих iод только при смачиванiи их водою или кровью.

С этою цълью я предлагаю приготовлять iодную вату пропыленiем гигроскопической ваты iодистой солью и мъдным купоросом, взяв их в видъ тонкаго порошка. При смачиванiи iодной ваты происходит выдъленiе iода. Правда, смъсь выдъляет всего только половину iода из iодистаго калiя, но зато при этом выигрываются удобства в простотъ приготовленiя и обращенiя с iодным препаратом. Что касается сохраненiя iодной ваты, то до употребленiя она должна предохраняться от смачиванiя ея водою, а также и от пота, подобно зажигательным спичкам».

 

«Iодоформныя мази, столь неудобныя ввиду их запаха, можно замънять iодными мазями, приготовленными не прямо из iода (сильно раздражающаго), но из угольнаго порошка, смъшаннаго предварительно с iодом, который, как извъстно, поглощается («присасывается») углем. Такiя мази не оказывают раздражающаго дъйствiя» (Врачебная Газета, 1915, №8).

Вместо перевязочных материалов в достатке были священники, утешавшие, а потом отпевавшие раненых. Отправился на войну и Павел Флоренский (1882-1937). По одним сведениям, молодой профессор Духовной академии служил в военном госпитале; о. Александр Мень писал, что автор фундаментального труда «Столп и утверждение истины» (1914), принявший сан в 1911 г., был полковым священником:

«Сложный и противоречивый человек был отец Павел. Он кончил Московский университет как блестящий математик, его оставляли при кафедре. Математика была для него своеобразной основой мироздания; он пришел к мысли, что вся видимая природа может быть сведена к неким незримым опорным точкам.

В Сергиевом Посаде он становится преподавателем истории философии. Я полагаю, что его учителя не могли не заметить оригинальности его мысли и боялись, что, если он станет преподавать богословие, то внесет слишком много своего» (www.krotov.org).

Внук главного хирурга Грозненского военного госпиталя числил в своей генеалогии пять поколений священников, начиная с поляка Флоринского, заброшенного Смутой в окрестности Костромы во времена И. Сусанина. С другой стороны, отец Павла Александровича был известным инженером-путейцем, действительным статским советником (т. е. гражданским генералом), и его сын оказался талантливым физиком и инженером. Наконец, мать принадлежала к древнейшему роду Сапаровых, восходившему к первым армянским царям (magazines.russ.ru).

Человек с такими корнями и «опорными точками» не мог не вносить во все, что он делал, «слишком много своего». Такое не нравится любым начальникам — церковным или советским.

Власти нужнее другие ученые, при вызванном ее просчетами острейшем дефиците йода доказывавшие — он военным хирургам без надобности и даже вреден. Но практики не желали отказываться от полюбившейся тинктуры, что и отразила полемика в прессе:

«В полевом лазаретъ промыванiя ран мы не примъняли, ограничиваясь смазыванiем как самой раны, так и ея окружности iодом. Против послъдняго как средства для смазыванiя ран возстают авторитетные военно-полевые хирурги, как, напримър, проф. В. Г. Цеге фон Мантейфель — ввиду вреднаго дъйствiя iода на клъточную протоплазму. Мнъ этот взгляд не кажется правильным. Конечно, заливать iодом рану с глубокими ходами, издающую гнилостный запах, нецълесообразно. Здъсь показано энергичное хирургическое вмъшательство, смазыванiе же iодом поверхностных ран я признаю рацiональным с точки зрънiя научной терапiи ввиду сильнаго бактерициднаго дъйствiя iода и вызываемаго им лейкоцитоза» (Русскiй Врач, 1915, №26).

Мантейфель оправдывался:

«Мы рекомендовали примъненiе iода отнюдь не для того, чтобы лить его в рану, но только смазывать кожу окружающих частей. Если вы нальете iод в рану, вы получите поверхностное омертвънiе. Через короткое время вслъдствiе соединенiя бълковых веществ с iодом в данной области не содержится уже достаточнаго его количества для уничтоженiя бактерiй. Омертвъвшая ткань, напротив, представляет хорошую питательную среду для них, а набуханiе и закупорка отверстiя препятствуют стоку» (Русскiй Врач, 1915, №33).

Военные медики всех стран окончательно предпочли йодную настойку, что зафиксировали даже тогдашние «маркетинговые исследования» [4]:

«Недавнiе фанатики чистой асептики, должны, несомнънно, сложить оружiе пред тъми, кто с самаго начала и до послъдняго времени защищал священное знамя антисептики. Нъкоторые общеизвъстные недостатки обеззараживанiя кожи iодной настойкой (эритемы, пузыри и т. д.) вызвали появленiе на свът ряда иных способов ея обеззараживанiя. Тъм не менъе способ Филончикова-Гроссиха, насколько можно судить по производившимся анкетам, до сих пор остается господствующим как среди отечественных, так и среди иностранных хирургов».

Итак, стране нужен был свой йод. Пользуясь вынужденным войной послаблением запретов, которыми власти душили развитие химико-фармацевтической промышленности, ученые и бизнесмены, собравшиеся в Московском военно-промышленном комитете, заложили основы новой отрасли на много лет вперед, выбрав верные направления поиска. Действительно, чилийской селитры (она давала 800 т йода в год из 1100 т мирового рынка) в России заведомо не было. Зато были моря и водоросли (150 т мировых продаж йода), были и минеральные источники (тоже 150 т). К ним-то и послали экспедиции:

«В Москвъ состоялось засъданiе новаго Комитета по организацiи производства медикаментов. Комитет приступает к розыску мъст в Россiи, гдъ была бы возможна выработка iода. С этою цълью он на днях отправляет научную экспедицiю во главъ с С. Н. Наумовым и Н. И. Кусановым на Бълое море, к Соловецкому монастырю, гдъ в изобилiи встръчаются водоросли, дающiя при сожженiи в золъ много iодистых солей. На отправку экспедицiи комитетом отпущено 500 рублей. Не дожидаясь результатов изслъдованiя водорослей, комитет приступит к изысканiям соляных болот у Азовскаго моря, также очень богатых iодистыми солями» (Жизнь Фармацевта, 1914, №6-7).

В большинстве случаев практический выход был ничтожным [3]:

«Секцией фармакологической промышленности при Московском военно-промышленном комитете произведено было в 1915 г. исследование йодосодержащих водорослей Мурмана и Белого моря, а также Тихого океана, Каспийского, Азовского, Черного и Балтийского морей. Были сделаны попытки организовать производство йода во Владивостоке из водорослей и из рапы и грязей сопок и соляных озер, но эти опыты не привели к положительным результатам. В 1915 г. проф. Писаржевским была создана Екатеринославская йодная опытная станция, проработавшая до 1917 г. и выпустившая 165 г кристаллического йода».

Зато при большевиках будущий академик Л. В. Писаржевский (1847-1938) создал в Днепропетровске Институт физической химии НАНУ. Еще один будущий академик, С. В. Зернов (1871-1945), руководивший Севастопольской биостанцией, открыл в Каркинитском заливе Черного моря знаменитую природную плантацию йодсодержащей водоросли — красной филлофоры — площадью около 11 тыс. км2. Запасы «филлофорного поля Зернова» — сплошных зарослей на глубинах 20-60 м — оценивались им в 10 млн. т.

Но на деле энтузиасты «водорослевого» направления обычно ограничивались шумихой в прессе и повторением опытов Куртуа вековой давности:

«Организованное в грандiозных размърах добыванiе водорослей на Черном моръ с цълью извлъченiя iода показывает, что дълу изготовленiя медикаментов в Крыму принадлежит будущее. Мъстныя ученыя рука об руку с капиталистами и предпринимателями прилагают всъ усилiя, чтобы создать в крымском раiонъ грандiозное производство медикаментов, чтобы аптекарскiй рынок в Россiи освободился от зависимости от заграницы» (Медицинскiй Современник, август 1915 г.).

«Отдълом промышленности Министерства торговли и промышленности получено сообщенiе, что во Владивостокъ произведены удачные опыты добыванiя iода из морской капусты» (Ръчь, 4.09.1915 г.).

«Во Владивостокъ появился в продажъ iод, извлеченный инженером Савинским из морской водоросли. Образцы этого iода посланы в Петроград. Предполагается организовать выработку iода в широких размърах» (Русскiй Врач, 1915, №34).

В конце 1915 г. «клиническая выставка «Обезпеченiе независимости Россiи от заграницы в области практической медицины» бесстрастно зафиксировала:

«Продажнаго iода русскаго производства еще нът; хоть попытки добывать его уже сдъланы, и притом в значительном масштабъ. На выставкъ имъются водоросли, присланныя из Владивостока и из Туапсе, которыя могут служить источником добыванiя iода, содержащагося в них в изрядном количествъ. Вслъдствiе отсутствiя большой наличности отечественнаго iода нът пока у нас и различных iодистых препаратов (iодипин, iодивал, iодостарин и др.)» (Русскiй Врач, 1915, №48).

До настоящего производства дело дошло лишь в одном месте, где в него были вложены казенные средства:

«Самыми удачными оказались опыты по получению йода из водорослей Беломорья, в результате которых в 1916 г. был построен в Архангельске на средства Управления верховного начальника эвакуационной и санитарной части завод для переработке йода. Он был рассчитан на переработку в год 2000 т золы водорослей, содержащей в среднем 0,4% йода. Заготовка золы была организована на острове Жижгине в Белом море; предполагалось выпускать ежегодно 8 т йода и 500 т калийных солей» [3].

«В Архангельскъ 23 августа состоялась закладка завода для добыванiя iода. Предполагается добывать ежегодно до 300 пудов чистаго iода. Руководить заводом будет проф. Тищенко» (Русскiй Врач, 1916, №36).

Впрочем, профессора крайне редко оказываются хорошими менеджерами [3]:

«Но первоначальные расчеты не оправдались. Заготовлено было в 1916 г. не 2000 т золы, как намечали, а только 8 т; в 1917 г.— 30 т, с 1918 г. заготовка вообще прекратилась».

Другой посланец Московского военно-промышленного комитета отправился в поисках йода в сторону своей родины — в те места, где в 1847 г. Н. И. Пирогов испытывал на раненых чеченскими пулями йодную настойку. Словно в знак того, что воевать здесь придется еще долго, неподалеку нашелся перспективный источник сырья для тинктуры [3]:

«Во время мировой войны производились обследования вод Кубанского района и Керченского полуострова, где из сопок вытекает грязь, содержащая йод. В 1916 г. проф. Г. Г. Уразов обследовал воды Апшеронского полуострова возле Баку и нашел, что вода сборных канав, идущих от нефтяных промыслов Саруханского, Балахнинского и Раманинского, содержит значительные количества йода, уносимого в Каспийское море. По подсчетам проф. Уразова, только в озере Беюкшор, куда стекают воды нефтяных буровых скважин, содержится свыше 200 т йода».

Химик Георгий Уразов (1884-1957), еще один будущий советский академик (1946), родился в Чечне, в известном сегодня по боям и терактам селении Шатой. Но он лишь нашел йод, а потом занялся поисками других минералов в соляных месторождениях Прикаспия и залива Кара-Богаз-Гол. Довести дело до промышленного производства было суждено совсем другому человеку — уроженцу далекого от Кавказа местечка Милославичи (той же Могилевской губернии, где родился и Филончиков) [5]:

«Онисим Юльевич Магидсон (1890-1971) окончил Московский университет в 1913 г. , после чего стал ассистентом кафедры органической химии народного университета им. Шанявского, где преподавал шесть лет, а уже с 1916 г. активно включился в работу по созданию отечественной химико-фармацевтической промышленности».

По свидетельствам прессы, химики этого любопытного учебного заведения, фактически подконтрольного наиболее влиятельным московским олигархам, оппозиционным царскому правительству, занялись фармацией даже раньше:

«Академическiй Совът городского народнаго Университета имени А. Л. Шанявскаго в Москвъ постановил использовать лабораторiи и кабинеты Университета для приготовленiя фармацевтических препаратов, необходимых Московскому городскому самоуправленiю и Всероссiйскому земскому Союзу для подачи помощи раненым и больным воинам, причем на расходы, связанные с организацiей этого дъла, ръшил производить отчисленiя в 3% из получаемаго преподавателями жалованья» (Русскiя Въдомости, 20 августа 1914 г.).

Уместно заметить, что причастность к университету им. Шанявского была признаком либерального радикализма и левизны. Частный университет, открывшийся в Москве в 1908 г., пополнялся фрондирующими профессорами и доцентами, демонстративно игнорировавшими решения Министерства народного просвещения. Университет принимал слушателями всех желающих без ограничений по образовательному цензу, национальным, религиозным и политическим признакам, но не выдавал «диплом государственного образца»; иначе говоря, учились в нем не ради диплома, а ради знаний. В 1912 г. в этом воистину альтернативном правительственным университетам заведении, подчинявшемся Московской городской думе, училось свыше 3600 студентов, а в 1917 г.— около 7 тыс.; интересно, что уже тогда его студенты оценивали в анкетах своих преподавателей, имели свободу выбора курсов и т. д.

Для университета строились специальные учебные корпуса и лаборатории; он был и научным центром. Университет начал создаваться на деньги блестящего гвардейца-аристократа, а затем сибирского миллионера-золотопромышленника усилиями его вдовы, книгоиздателя М. В. Сабашникова и других московских капиталистов-либералов:

«У генерал-майора Альфонса Леоновича Шанявского (1837-1905) интересная и необычная судьба: 9 лет он был взят из родового поместья «Шанявы» польской Седлецкой губернии в рекрутский набор и отдан в кадетский корпус. Все военные учебные заведения, в которых учился Шанявский, он заканчивал с золотой медалью и «первым в списке». Выпущенный офицером в гвардию, первым окончив Академию Генерального штаба, он уезжает из Петербурга в Восточную Сибирь, в только что присоединенный Амурский край; там встречает свою будущую жену Лидию Алексеевну, ставшую ему преданным другом, сотрудником, а потом, когда он серьезно заболел — и сиделкой.

Выйдя в отставку в 38 лет в генеральском звании, Шанявский становится золотодобытчиком и сколачивает капитал. Это и дало ему возможность приступить к реализации давней мечты — создании в России высшей вольной школы нового типа.

Еще в Сибири Шанявский пожертвовал 30 тыс. рублей на гимназию в Благовещенске, 1000 десятин земли — на сельскохозяйственную школу, а, уехав оттуда, передал 300 тыс. рублей на Петербургский женский медицинский институт. В 1901 г. Шанявский тяжело заболел — у него была аневризма аорты. Сознавая, что осталось жить совсем немного, он решил должным образом распорядиться своим состоянием. Его мечтой была организация вольного, независимого от властей университета, в который мог бы поступить каждый, невзирая на национальность, религиозные убеждения или уровень образования. После консультации со специалистами он решает пожертвовать большие средства на будущий университет в Москве и 3 октября 1905 г. подписывает завещание. Эту идею защищал в Думе П. Милюков, в Государственном Совете — М. Ковалевский, и одобрил председатель Совета министров П. А. Столыпин.

Умер А. Л. Шанявский 7 ноября того же года — в день оформления нотариального акта на передачу в собственность городу дома на Арбате, доходы от которого предназначались на содержание университета. Согласно его воле, университет должен был открыться ровно через три года после подписания завещания.

В первые годы университет ютился в разных зданиях — в Политехническом музее, реальном училище Мазинга, в голицынском доме на Волхонке, в Александровском коммерческом училище и в других помещениях, пока, наконец, на Миусской площади не поднялся его собственный дом. Это стало возможным благодаря щедрому дару (225 тыс. руб.), поступившему в 1910 г. с условием, что он идет на строительство университетского здания, обязательно с химической лабораторией при нем. Дар этот передало «неизвестное лицо», но многие знали, что им была Лидия Алексеевна, предпочитавшая не афишировать своих благодеяний».

Надо полагать, что, пока другие воевали, молодой Магидсон работал именно в этой лаборатории, построенной на средства многих будущих членов Московского военно-промышленного комитета и активных деятелей буржуазной революции 1917 г. (А. И. Коновалов, Н. И. Гучков, С. Н. Третьяков, П. П. Рябушинский и др.). Кстати, и биографы Шанявского глухо намекают, что или он, или (что более вероятно) его родители были репрессированы за участие в польском сепаратистском движении.

Черносотенные газеты не без основания писали об университете, что он «создан на иудо-масонские деньги в доме, принадлежащем подозрительному поляку», что «туда могут приняты или не русские, или же русские, отказывающиеся от своей родной национальности и дающие в том подписку» и т. д. (Кремль, март 1912 г.).

Во всяком случае, именно многие видные члены Московского военно-промышленного комитета, издавна враждебно относившиеся к царской семье, в феврале 1917 г. вынудили Николая II отречься, после чего вошли во Временное правительство. Практически все эти владельцы заводов, банков, влиятельных газет происходили из старообрядческих семей, имевших основания ненавидеть и официальную, государственную церковь. Надо ли говорить, что как орудие для достижения их целей Онисим Магидсон подходил по всем статьям!

Вышло, однако, по-иному: после войн и революций олигархи оказались в эмиграции, а их скромный подручный успешно продолжил свою карьеру уже при большевиках, поднявшись до главного фармацевта-синтетика СССР, лауреата Сталинской премии 1941 г. И первой ступенькой в этом восхождении стал йод, добытый Магидсоном для диктатуры пролетариата.

Литература

  1. Степанов А. Порт-Артур.— М. : ОГИЗ, 1947.— 616 с.
  2. Сенов П. Л. Учебник фармацевтической химии.— М. : Медгиз, 1960.— 460 с.
  3. Бычков И. Йодная проблема в СССР // Бюллетень Народного Комиссариата здравоохранения РСФСР.— 1927.— №12.— С. 19-22.
  4. Голяницкiй И. А. К вопросу о лакированiи кожи как способъ леченiя огнестръльных и других ран военнаго времени // Русскiй Врач.— 1915.— №4.— С. 88-90.
  5. Памяти О. Ю. Магидсона // Химико-фармацевтический журнал.— 1971.— Т.5, №11.— С. 62-63.

Продолжение следует





© Провизор 1998–2022



Грипп у беременных и кормящих женщин
Актуально о профилактике, тактике и лечении

Грипп. Прививка от гриппа
Нужна ли вакцинация?
















Крем от морщин
Возможен ли эффект?
Лечение миомы матки
Как отличить ангину от фарингита






Журнал СТОМАТОЛОГ



џндекс.Њетрика